Женщина снова ехала куда-то, не знаю пока куда, но это было уже вечером, когда огни уже горят, но людей все ещё много, уже не сумерки, но не все прохожие ещё торопятся домой. Любая причина, требующая покинуть дом, выводила её из душевного равновесия, но, по здравому размышлению, для такой ленивой колоды многое из того, что выводит из равновесия, идет во благо. Правда, столь здравые мысли приходилось высказывать, когда все уже было позади, и, возможно, эти здравые мысли были уже плавным переходом к гармонии, пока же была только злость, в немалую очередь на себя, за то, что... Собственно, непонятно за что, но переход от спокойного существования в ежедневно посещаемом мире, именуемом домом, обязательно происходил в другую крайность – серьезную неуравновешенность, если исключалось скорое возвращение к привычному кругу вещей и явлений, и это злило.
Она пересекает реку, не задумываясь, конечно, о символической нагрузке, которую несет это действие, как маловероятно, что человек вспоминает каждый раз козлоногого Пана, когда слушает, к примеру, песнь неподражаемого Андерсона “Nothing is easy” (что-то вроде «а кому сейчас легко»). Музыку она очень любила, но идея купить плеер, периодически возникавшая, мирно умирала до следующей инкарнации, ибо музыка имеет свойство приедаться, к тому же люди вокруг говорят много занимательного, больше, чем герои сериалов, и даже иногда (если честно, достаточно часто) возникает желание сунуть нос в чужую дхарму.
Она пересекает реку, как делала это уже неоднократно, но на этот раз аналогия с Летой не так уж натянута – в свете грядущих событий. Не обязательно все должны умереть, но обязательно что-то должно случиться, ведь жизнь измеряется не количеством съеденных на обед бифштексов. По крайней мере ей хотелось бы в это верить, мысли о возможной смерти и о том, что останется после неё (уж конечно, не бифштексы) посещали её часто, и хотя бы потому Оля доживет до конца рассказа – было бы жестоко дать её погибнуть, не узнав, зачем все это было нужно; а если она узнает зачем – тогда не доживет до конца рассказа автор.
Глядя на надпись Born to Bike на рукаве куртки сидящего напротив парня, она представила себе некий уровень ада, где наказание осуществляется в виде езды на велосипеде всю вечность, этакий вариант сизифова камня.
— Привет – прозвучало негромко, но отчетливо в полупустом троллейбусе,
и она не стала утверждать, что голос уж слишком отличается от её собственного.
— Would you like a cup of coffee?
Оля заметила – раз уж начинаешь говорить сама с собой, все труднее остановиться:
— Coffee? В этом сарае?
И дальше уже не вслух: «Какая малобюджетная постановка – от уборщицы до исполнителя главной роли женщины-вамп – все в одном лице».
Так, наверное, сходят с ума.
Впрочем, разговор с собой – не причина, а только симптом внутренней неуравновешенности. Причина – чего там от себя скрывать, хотя вроде и произносить это пять раз на дню бессмысленно – в недовольстве своей жизнью вообще – не в чем-то конкретном – и крыша над головой, и кусок хлеба с маслом, и вроде бы и скучать не приходится – на что ни укажи, всем вроде бы обеспечена, но нет одного – у такой жизни нет будущего, и дело тут опять же не в материальной обеспеченности, и даже не в том, что все чаще она бывает одинока – еще не тот возраст, чтобы всерьез этим озаботиться, а в отсутствии творческих порывов, что ли, в отсутствии движения. Хіба ревуть воли, як ясла повні ? Так, іноді ревуть, если они чувствуют, что должно быть что-то ещё – заснеженная степь, и ледяное крошево из под копыт, и губы в кровь, и бешенный восторг.
Вот и головные боли случаются все чаще. А все дело в неудовлетворенности своей жизнью, как утверждал один её знакомый массажист, который пару лет назад убедил её, что все дело в позвоночнике, а еще за пару лет до этого, когда они еще вместе учились на философском факультете – что все дело в её половой неудовлетворенности. Что ж, может он всегда был прав, у каждой суки – своя причина для того, чтобы выть на луну. И вот очередная ездовая сука тянет её сейчас куда-то – скорее всего, по течению, учитывая ленивый характер последних событий («и ленивый характер последних соитий» – чуть улыбнувшись отражению в стекле). События = соития, только со временем. «Мои отношения со временем вошли в стадию крайней неразборчивости, не исключающей и самые извращенные формы – просто уже все равно» - тупо думала Ольга.
Понимаешь, Ляля, - сказал ей недавно парень, к которому в принципе она была давно равнодушна, - человек всегда играет какую-либо роль. Как это ни банально звучит, примем это за отправную точку. Роль играется в большинстве случаев неосознанно. Даже когда осознаешь, не просто, а подчас и невозможно перестать играть. Так вот, ты относишься к числу тех людей, в обществе которых я выгляжу занудой, чувствую себя занудой и веду себя как зануда, который пытается оправдать свое право на занудство, и, что более всего злит, что я в какой-то мере действительно таков, но в присутствии некоторых людей эти черты гипертрофируются, и все те немногие фразы, которые я не к месту вставляю в разговор, сводятся к тому, что не ходить на работу тоже хорошо, т.к. не надо бриться. Даже самое благоразумное в такой ситуации – молчание – и то звучит достаточно глупо.
Это её проняло. Редко получается действительное со-чувствие, но в этот раз (когда схлынуло раздражение) Борису удалось выразить то, что пару раз испытывала она сама.
Наверное, роль, которую играешь наедине с собой – центральная среди всех. Так может, нужно избегать общества не Бориса, а кого-то, кто ближе – так близко, что ни прикоснуться, ни разглядеть. А ну ка вытащим бревно из глаза – ба, старых знакомых не узнаем?
Ну хорошо, умение играть в слова ты подтвердила, а потом что? Сюжет продвинулся не дальше, чем ты отъехала от моста – на пару остановок. Но никто не предупредил тебя, что маршрут сократили, и следующая – конечная. Или это кольцо?