Сначала посмотрел запись с программы, где я выступаю в качестве эксперта по законодательству в сфере нетрадиционных сект, теперь смотрю видео-запись первого концерта группы daLee в Харькове. Самолюбование?

А чего, давно пора. И причина тем более появилась, существенно поднимающая самооценку.

Думаю даже нарезать кусочки видео, и заютьюбить это дело.

Ностальгия или красота по-украински

Сначала было….много некрасивой и невыразительной одежды. Вру-вру, даже ее было не много, а мало. Коричневая школьная форма и два фартука. Белый для 1 сентября и праздников и черный, повседневный. Правда, мы, ученицы 88-90гг. а-ля Джейн Эйр мучались в этих робах недолго.

В один прекрасный день в украинский порт пришел первый корабль из Турции. Этот кораблик положил начало первому периоду украинской моды. Инкубационному периоду. И не потому что что-то зарождалось, вынашивалось, а потому что ходили все в одинаковом. Страна вдруг превратилась в большой инкубатор. У птичек было яркое оперение, которое менялось по десять раз в год. А тот из стаи, кто не имел модной окраски, старательно заклевывался.

Лосины. Пионерами в нашу жизнь ворвались лосины. Ло-си-ны! Если у тебя не было лосин, оставайся дома и не суйся в школу, неудачница! Хотя бы одни (черные) лосины обязана была предъявить классу каждая уважающая себя малолетняя школьница.

Лосины нужно было носить с черными лаковыми туфлями (с), белыми носками, юбкой-плиссировкой (с) и белой блузкой с широкими рукавами (с).

Тюки всего этого гавна каждое утро свозили на украинские рынки вчерашние научные работники и доценты. Простаивали днями торговцами, расхваливали покупателям шмотки вчера еще враждебных буржуа, чтоб и их чада завтра пошли в школу одетыми по моде.

Юбка-ламбада. Целая культура! Кто не умел танцевать ламбаду и не носил юбку с названием модного танца, тот не жил. Под юбку-ламбаду полагалось надевать все те же лосины (с) и легкомысленно дрыгать бедрами.

Шлепки-резинки. Фиолетовые, розовые, оранжевые, лимонные! Ма-а-а-ма, купи! Утренний ритуал одевания был таков. Первыми натягивались трусики-недельки (с), потом - лосины (с). И не дай бог те, в которых ты вчера уже отметилась в классе. К моменту появления шлепок-резинок у модных девчонок было как минимум 4-5 пар лосин. Быть может те узкие резиновые штанишки и стали причиной теперешней популярности антицеллюлитных средств.

За лосинами (с) надевалась юбка-ламбада (с) или юбка-резинка (с) яркого, кричащего цвета. В юбках-резинках все девочки были похожи на корейских проституток. Но кто об этом тогда думал? Формирующиеся груди от любопытных взглядов взрослеющих одноклассников мы прятали топиками (с). А ножки с неумелым педикюром украшали шлепки-резинки. Так, и только так выглядела по-настоящему модная девчонка.

Ежик. Представьте себе такую планету, где все существа женского пола ходят с дулей, закрученной на затылке. И на эту дулю нахлобучен мертвый еж. Только он мягкий и яркий (лимонный, сиреневый, оранжевый). Так выглядела моя страна в начале 90-х. Наверняка где-то над нами кружили инопланетяне и замирали в эстетическом припадке от обилия дамочек и девочек с этой яркой херней на голове.

А еще полагалось по-особому ставить челку. Ее именно – ставили. Начесывали сильно-сильно у корней, укладывали набок и обильно спрыскивали лаком. И какое там «колоситься по знаком Луны»? Она стояла намертво, готовая к встрече с любой непогодой! Так и шествовали модницы по улицам со стоящими челками, как солдат, который приложил руку к козырьку, да и забыл ее отнять.

Легинцы. В этих широких штанах высокие и худые выглядели смешно, а маленькие и толстые – уродливо. Но при этом все их носили. Пожалуй, единственная заслуга легинцев была (с) в том, что они напрочь вытеснили лосины из гардеробов модниц.

Капор. Давняя славянская мода в турецком исполнении. Капор (с) заменял и шапку, и шарф. А вот в помещении по свежесозданным правилам этикета капор (с) снимать было не обязательно. Он неуклюже болтался на спине. А с него на спину модницы стекал таявшийся снег и снежки, которые мальчишки очень ловко засовывали в него.

Пружинка. Как без жвачки, неделями тусующейся в твоем рту, так без пружинки (с) в руках в школе (читай, в обществе) тебе было делать нечего. На своем посту ее потом сменили прыгуны (с) и лизуны (с) и тамагочи (с).

Джинсы-мальвины, варёнки, жатые спортивные костюмы, туфли-платформы и проч., проч., проч. – сколько ужасных вещей переносили мы! Говорят, мода циклична и бабушкины наряды с шиком потом носят их внучки. Но я уверена, что все эти одежды, в которых так счастливы были мы, школьницы 90-х, можно сдавать в музей. В домашний музей. Доставать время от времени, ностальгировать. И когда-нибудь удивлять внучек когда-то такой модной безвкусицей, а самим вспоминать то счастливое время.


Вика задумала один невероятный проект. И призывает вас всех в нем принять участие.
Че, собссно, надо?
1. Рассказать, что больше всего запомнилось вам из
- музыки, звезд, тв, литературы
- вещей, предметов быты, косметики 1990-2006 гг.
2. Прислать фото этого предмета или себя с этим предметом. Например, лосины, тамагочи, юпи и и.п.
Оки? Делитесь воспоминаниями и фотками!

Несколько дней подряд был совсем в другой среде - с отцом строили дачу. Вспомнилось, как четыре года назад летом мы делали под дом фундамент. Тогда как раз было крупнейшее солнечное затмение. Помню, потом по радио слушал, что дороги под Парижем оказались забиты авто – люди устремились прочь из города, опасаясь конца света. Смешные – он что, в провинции не наступит? Все равно ж наступит рано или поздно, причем даже если общий – не сегодня, то личный мой конец света в любом случае не за горами. И мы с отцом даже забыли про затмение, и дачу строили - лучшее занятие в эпоху апокалипсиса. По крайней мере лучше, чем стоять в пробке на южном шоссе.

А потом был дождь и я сидел в машине и смотрел дождь, смотрел серое небо, на колышущиеся деревья. Тишина и только шум дождя. Странно, но эта погода и пустынное место вошли в резонанс с моей душой. «Грусть – моя вечная гостья», писал Розанов, и я его понимал.

Женщина снова ехала куда-то, не знаю пока куда, но это было уже вечером, когда огни уже горят, но людей все ещё много, уже не сумерки, но не все прохожие ещё торопятся домой. Любая причина, требующая покинуть дом, выводила её из душевного равновесия, но, по здравому размышлению, для такой ленивой колоды многое из того, что выводит из равновесия, идет во благо. Правда, столь здравые мысли приходилось высказывать, когда все уже было позади, и, возможно, эти здравые мысли были уже плавным переходом к гармонии, пока же была только злость, в немалую очередь на себя, за то, что... Собственно, непонятно за что, но переход от спокойного существования в ежедневно посещаемом мире, именуемом домом, обязательно происходил в другую крайность – серьезную неуравновешенность, если исключалось скорое возвращение к привычному кругу вещей и явлений, и это злило.
Она пересекает реку, не задумываясь, конечно, о символической нагрузке, которую несет это действие, как маловероятно, что человек вспоминает каждый раз козлоногого Пана, когда слушает, к примеру, песнь неподражаемого Андерсона “Nothing is easy” (что-то вроде «а кому сейчас легко»). Музыку она очень любила, но идея купить плеер, периодически возникавшая, мирно умирала до следующей инкарнации, ибо музыка имеет свойство приедаться, к тому же люди вокруг говорят много занимательного, больше, чем герои сериалов, и даже иногда (если честно, достаточно часто) возникает желание сунуть нос в чужую дхарму.
Она пересекает реку, как делала это уже неоднократно, но на этот раз аналогия с Летой не так уж натянута – в свете грядущих событий. Не обязательно все должны умереть, но обязательно что-то должно случиться, ведь жизнь измеряется не количеством съеденных на обед бифштексов. По крайней мере ей хотелось бы в это верить, мысли о возможной смерти и о том, что останется после неё (уж конечно, не бифштексы) посещали её часто, и хотя бы потому Оля доживет до конца рассказа – было бы жестоко дать её погибнуть, не узнав, зачем все это было нужно; а если она узнает зачем – тогда не доживет до конца рассказа автор.
Глядя на надпись Born to Bike на рукаве куртки сидящего напротив парня, она представила себе некий уровень ада, где наказание осуществляется в виде езды на велосипеде всю вечность, этакий вариант сизифова камня.
— Привет – прозвучало негромко, но отчетливо в полупустом троллейбусе,
и она не стала утверждать, что голос уж слишком отличается от её собственного.
— Would you like a cup of coffee?
Оля заметила – раз уж начинаешь говорить сама с собой, все труднее остановиться:
— Coffee? В этом сарае?
И дальше уже не вслух: «Какая малобюджетная постановка – от уборщицы до исполнителя главной роли женщины-вамп – все в одном лице».
Так, наверное, сходят с ума.
Впрочем, разговор с собой – не причина, а только симптом внутренней неуравновешенности. Причина – чего там от себя скрывать, хотя вроде и произносить это пять раз на дню бессмысленно – в недовольстве своей жизнью вообще – не в чем-то конкретном – и крыша над головой, и кусок хлеба с маслом, и вроде бы и скучать не приходится – на что ни укажи, всем вроде бы обеспечена, но нет одного – у такой жизни нет будущего, и дело тут опять же не в материальной обеспеченности, и даже не в том, что все чаще она бывает одинока – еще не тот возраст, чтобы всерьез этим озаботиться, а в отсутствии творческих порывов, что ли, в отсутствии движения. Хіба ревуть воли, як ясла повні ? Так, іноді ревуть, если они чувствуют, что должно быть что-то ещё – заснеженная степь, и ледяное крошево из под копыт, и губы в кровь, и бешенный восторг.
Вот и головные боли случаются все чаще. А все дело в неудовлетворенности своей жизнью, как утверждал один её знакомый массажист, который пару лет назад убедил её, что все дело в позвоночнике, а еще за пару лет до этого, когда они еще вместе учились на философском факультете – что все дело в её половой неудовлетворенности. Что ж, может он всегда был прав, у каждой суки – своя причина для того, чтобы выть на луну. И вот очередная ездовая сука тянет её сейчас куда-то – скорее всего, по течению, учитывая ленивый характер последних событий («и ленивый характер последних соитий» – чуть улыбнувшись отражению в стекле). События = соития, только со временем. «Мои отношения со временем вошли в стадию крайней неразборчивости, не исключающей и самые извращенные формы – просто уже все равно» - тупо думала Ольга.
Понимаешь, Ляля, - сказал ей недавно парень, к которому в принципе она была давно равнодушна, - человек всегда играет какую-либо роль. Как это ни банально звучит, примем это за отправную точку. Роль играется в большинстве случаев неосознанно. Даже когда осознаешь, не просто, а подчас и невозможно перестать играть. Так вот, ты относишься к числу тех людей, в обществе которых я выгляжу занудой, чувствую себя занудой и веду себя как зануда, который пытается оправдать свое право на занудство, и, что более всего злит, что я в какой-то мере действительно таков, но в присутствии некоторых людей эти черты гипертрофируются, и все те немногие фразы, которые я не к месту вставляю в разговор, сводятся к тому, что не ходить на работу тоже хорошо, т.к. не надо бриться. Даже самое благоразумное в такой ситуации – молчание – и то звучит достаточно глупо.
Это её проняло. Редко получается действительное со-чувствие, но в этот раз (когда схлынуло раздражение) Борису удалось выразить то, что пару раз испытывала она сама.
Наверное, роль, которую играешь наедине с собой – центральная среди всех. Так может, нужно избегать общества не Бориса, а кого-то, кто ближе – так близко, что ни прикоснуться, ни разглядеть. А ну ка вытащим бревно из глаза – ба, старых знакомых не узнаем?
Ну хорошо, умение играть в слова ты подтвердила, а потом что? Сюжет продвинулся не дальше, чем ты отъехала от моста – на пару остановок. Но никто не предупредил тебя, что маршрут сократили, и следующая – конечная. Или это кольцо?