"Моя мать была атеисткой. Она говорила, что про Ад она может сказать как хорошее так и плохое. Хорошо, что Ад это продукт человеческого воображения. Плохо, что обычно то, что человек может вообразить - он способен и создать."

Прогрелся на разделение это ваше драное.
Ну так, мне страшно не симпатичны актеры в нем играющие, не знаю почему, главный герой выглядит как (еще более) злобный клон Тома Круза. А нельзя туда Аню Тейлор Джой? И общий замут кажется не лучшей идеей из среднего эпизода Черного Зеркала, когда кажется с самого начала ты понимаешь к чему все это идет, и ты все это миллиард раз видел. Злодейские таинственные корпорации ууу страшно.

Но вобщем ладно. Все равно этот момент наступил бы рано или поздно.
Блин, почему в торрентах нет сериала Common Side Effects, в нем местами примерно то же самое, но значительно симпатичнее и душевнее и менее клишово.

"Стихи надо писать так, что если бросить стихотворением в окно, то стекло разобьётся"

Это же относится и к любым другим текстам.

"Хочу кино, где адекватно показано программирование. Команда пытается собрать программу, которая спасет мир. Программа отказывается компилиться. Кто-то одновременно дописывает фичи. Менеджер требует отчета каждые пятнадцать минут.

- Ты снова забыл про аджайл.
- Джо, на кону судьба человечества, мне серьезно надо все бросить и завести тикет по каждому таску?
- Да."

В принципе Кремниевая Долина довольно вменяемо все это передает.

"Я сомневаюсь, следовательно я возможно"

Я все хочу кем-то заменить Чандлера, с кого я бы мог начинать книжные витки. Почему бы не Воннегут? Воннегут божественнен, и я давным давно читал только две его книги - сабж и Сирены Титана, и обе страшно любил. А у него еще под два десятка и плюс небось можно открыть полное собрание и еще мелочевку найти.

Начну с того, что знаю.
Точнее ну как сказать "знаю", я почему-то был уверен, что она про войну во Въетнаме, а она про бомбардировку Дрездена во время Второй Мировой (которую автор пережил сам, будучи военнопленным нацистов, и кстати потом дожил аж до 2007 то есть еще 62 года после войны).
На самом деле это не важно - Воннегут из тех авторов, которые могут писать про все что угодно, и я буду запредельно доволен.

"— Знаешь, я думаю, что развязкой в книге должен быть расстрел этого несчастного Эдгара Дарби, — сказал я. — Подумай, какая ирония. Целый город горит, тысячи людей гибнут. А потом этого самого солдата-американца арестовывают среди развалин немцы за то, что он взял чайник. И судят по всей форе и расстреливают."

"Иногда я раздумываю о своем образовании. После второй мировой войны я некоторое время учился в Чикагском университете. Я был студентом факультета антропологии. В то время нас учили, что абсолютно никакой разницы между людьми нет. Может быть, там до сих пор этому учат.
И еще нас учили, что нет людей смешных, или противных, или злых. Незадолго перед смертью мои отец мне сказал:
— Знаешь, у тебя ни в одном рассказе нет злодеев.
Я ему сказал, что этому, как и многому другому, меня учили в университете после войны."

Воннегут это самое близкое к Довлатову, что я нашел.
Я как назло вдруг принялся накидывать сюжет небольшого рассказа, но читая Воннегута чувствую стыд за те несколько строк что успел написать. Сдуреть насколько у него все проще и лучше и метче.

"— Зато я знаю — сказала она. — Вы притворитесь, что вы были вовсе не детьми, а настоящими мужчинами, и вас в кино будут играть всякие Фрэнки Синатры и Джоны Уэйны или еще какие-нибудь знаменитости, скверные старики, котбрые обожают войну. И война будет показана красиво, и пойдут войны одна за другой. А драться будут дети, вон как те наши дети наверху.
И тут я все понял. Вот отчего она так рассердилась.
Она не хотела, чтобы на войне убивали ее детей, чьих угодно детей. И она думала, что книжки и кино тоже подстрекают к войнам.
И тут я поднял правую руку и дал ей торжественное обещание.
— Мэри, — сказал я, — боюсь, что эту свою книгу я никогда не кончу. Я уже написал тысяч пять страниц и все выбросил. Но если я когда-нибудь эту книгу кончу, то даю вам честное слово, что никакой роли ни для Фрэнка Синатры, ни для Джона Уэйна в ней не будет. И знаете что, — добавил я, — я назову книгу «Крестовый поход детей»."

"Я поискал в Библии, на столике в мотеле, описание какого — нибудь огромного разрушения.
Солнце взошло над землею, и Лот пришел в Сигор. И пролил Господь на Содом и Гоморру дождем серу и огонь от Господа с неба. И ниспроверг города сии, и всю окрестность сию, и всех жителей городов сих, и произрастания земли.
Такие дела.
В обоих городах, как известно, было много скверных людей. Без них мир стал лучше И конечно, жене Лота не велено было оглядываться туда, где были все эти люди и их жилища Но она оглянулась, за что я ее и люблю, потому что это было так по — человечески.
И она превратилась в соляной столб. Такие дела.
Нельзя людям оглядываться. Больше я этого делать, конечно, не стану. Теперь я кончил свою военную книгу. Следующая книга будет очень смешная.
А эта книга не удалась, потому что ее написал соляной столб."

"В другой раз Билли услыхал, как Розуотер говорил психиатру:
— По-моему, вам, господа, придется насочинять тьму-тьмущую всякой потрясающей новой брехни, иначе людям станет совсем неохота жить."

Интересно, что от книги с таким названием ждешь каких-то ужасов и страданий без перерыва, и в ней такое конечно есть, но тональность повествования скорее похожа на Форреста Гампа, люди отстраненно смотрят на происходящее, будто все это происходит не с ними, и вообще не с живыми людьми, а с пластиковыми фигурками. Это прямо очень умное наблюдение.

Мнение автора о 1976 годе (книга вышла в 1969):
"Соединенные Штаты к этому времени перестроятся по образцу балканских государств: их разделят на двадцать малых наций, чтобы они больше никогда не стали угрозой миру. Чикаго будет разрушен водородной бомбой рассерженных китайцев. Такие дела. Потом его отстроят заново."

Каждый раз, когда Воннегут пишет о каких-то ужасных вещах, он добавляет "такие дела".

"Их страх испарился. Бояться было некого. Перед ними были такие же искалеченные людишки, такие же дураки, как они сами."

Кстати "бойня номер пять" - это место, где держали военнопленных (и автора) в Дрездене. Изначально это была бойня для свиней, но в 1944 никаких свиней не осталось, всех давно съели, и помещения приспособили для пленных рабочих. Убивать их не собирались. Ну, пока те работали.

В целом книга пропитана ощущением беспомощности и предопределенности, касательно не только войны, но и мирного времени. Это все конечно описание птср.

"Одно из самых главных последствий войны состоит в том, что люди в конце концов разочаровываются в героизме."

"— Бог мой, а я решил, что ему лет четырнадцать, — сказал Траут.
— Нет, он взрослый, был капитаном на войне.
— А пишет как четырнадцатилетний"

В целом книга совсем совсем не то, что от нее ждешь, если не знаешь заранее (я примерно знаю).
Думаю ее имеет смысл читать каждому. Не потому, что она про войну, а сложно на самом деле сказать почему.

"Рэмфорд был бригадный генерал в отставке, числился в резерве военно-воздушных сил и еще был профессором, автором двадцати шести книг, мультимиллионером с самого рождения и одним из лучших яхтсменов в мире. Самой популярной его книгой было исследование о сексе и усиленных занятиях спортом для мужчин старше шестидесяти пяти лет. Сейчас он процитировал Теодора Рузвельта, на которого был очень похож:
— Я мог бы вырезать из банана человека получше."

Я думаю книга очень хорошо выражает настроение шестидесятых. Весь двадцатый век люди видели себя полубогами с непрерывно нарастающим техническим прогрессом за пазухой, Воннегут наоборот изображает людей бессильными и запутавшимися. Наверное он даже несколько обгоняет время в своем таксказать антипрогрессорстве.

Воннегут выдумывает четырехмерных инопланетян, которые видят людей одновременно во всех временах. Для них человек это вмерзшая в кусок янтаря многоножка, с детскими лапами в одном конце и старческими в другом.

"Там, в госпитале, Билли пережил состояние беспомощности, подобное тому, какое испытывают на войне многие люди: он пытался убедить нарочно оглохшего и ослепшего ко всему врага, что надо непременно выслушать его"

"Это была одна из примет конца войны — любой человек, без исключения, которому хотелось иметь оружие, мог его раздобыть. Оружие валялось повсюду."

"В другом романе Килгора Траута, который Билли снял с витрины, рассказывалось, как один человек изобрел машину времени, чтобы вернуться в прошлое и увидеть Христа. Машина сработала, и человек увидал Христа, когда Христу было всего двенадцать лет. Христос учился у Иосифа плотничьему делу.
Два римских воина пришли в мастерскую и принесли пергамент с чертежом приспособления, которое они просили сколотить к восходу солнца. Это был крест, на котором они собирались казнить возмутителя черни.
Христос и Иосиф сделали такой крест. Они были рады получить работу.
И возмутителя черни распяли.
Такие дела."

"Билли и всех его дружков держали взаперти в сарае, на окраине. Однажды утром они проснулись и увидели, что двери не заперты. Вторая мировая война в Европе окончилась."

Глубоко прекрасная книга, проглотил залпом не отрываясь. Вот с такого надо начинать витки списка. На следующем продолжу Воннегута.

Кстати кто не знает - бомбардировка Дрездена была и остается довольно загадочным моментом вв2. В феврале 1945 под самый конец войны, когда Германия уже совсем не могла сопротивляться - американцы устроили кажется мощнейшую бомбардировку в истории (до того момента). Все это по городу, где вообще не было никаких военных предприятий. Разрушения были большие чем после сбросов ядерных бомб на Японию, погибло от полумиллиона до миллиона гражданский. Никакой практической цели эта бомбардировка не несла и ничего не решала.

"Я год служил на космодроме
Я лично видел как взлетит
Ракета стартовав внезапно
Под общий возглас блядь куда"

"НЕООО ПРОСЫПАЙСЯ ОТ СВОЕЙ КОМФОРТАБЕЛЬНОЙ ОФИСНОЙ РАБОТЫ И БОГАТОЙ СОЦИАЛЬНОЙ ЖИЗНИ ТЫ БАТАРЕЙКА НЕООО ИДИ К НАМ В ПЕЩЕРУ ЖРАТЬ ГОВНО"

"Люблю когда в отзывах потребители обвиняют продукт в том, что он не нарушает законов физики."

Чтобы быть хотя бы вполовину таким же крутым как Хармс, это надо быть таким же наглухо ебанутым, как он.

"Мама, папа и прислуга по названию Наташа сидели за столом и пили. Папа был несомненно забулдыга. Даже мама смотрела на него свысока. Но это не мешало папе быть очень хорошим человеком. Он очень добродушно смеялся и качался на стуле. Горничная Наташе, в наколке и передничке, все время невозможно смеялась. Папа веселил всех своей бородой, но горничная Наташа конфузливо опускала глаза, изображая, что она стесняется. Мама, высокая женщина с большой прической, говорила лошадиным голосом Мамин голос трубил в столовой, отзываясь на дворе и в других комнатах. Выпив по первой рюмочке, все на секунду замолчали и поели колбасы. Немного погодя все опять заговорили. Вдруг, совершенно неожиданно, в дверь кто-то постучал. Ни папа, ни мама, ни горничная Наташа не могли догадаться, кто это стучит в двери.
— Как это странно,— сказал папа.— Кто бы там мог стучать в дверь?
Мама сделала соболезнующее лицо и не в очередь налила себе вторую рюмочку, выпила и сказал:
— Странно.
Папа ничего не сказал плохого, но налил себе тоже рюмочку, выпил и встал из-за стола."

"И вот я впереди кончаюсь там, где кончается моя рука, а сзади кончаюсь тоже там, где кончается моя другая рука. Сверху я кончаюсь затылком, снизу пятками, сбоку плечами."

Там идет философия ебанутого человека. Ощущение что на авторе кандебобер, когда он такое пишет.
And im ok wit that.

"Все вокруг завидовали моему остроумию, но никаких мер не предпринимали."

Я хочу вернуться в прошлое, прийти к Хармсу и спросить его ну сука как, как это у тебя получается.
И накормить его колбасой чтобы не умер от голода в блокадном ленинграде.

"Я знаю женщин лучше чем кто-либо другой, и про одетую женщину могу сказать, как она выглядит голой."

Экзамен в мужики пройден.

"Послушайте, друзья! Нельзя же в самом деле передо мной так преклоняться. Я такой же как и вы все, только лучше."

"Раз, два, три! Ничего не произошло! Вот я запечатлел момент, в который ничего не произошло.
Я сказал об этом Заболоцкому. Тому это очень понравилось, и он целый день сидел и считал: раз, два, три! И отмечал, что ничего ни произошло.
За таким занятием застал Заболоцкого Шварц. И Шварц тоже заинтересовался этим оригинальным способом запечатлевать то, что происходит в нашу эпоху, потому, что ведь из моментов складывается эпоха."

"Мясо Александр Иванович не ест и женщин не любит. Хотя, иногда любит. Кажется, даже очень часто. Но женщины, которых любит Александр Иванович, на мой вкус, все некрасивые, а потому будем считать, что это даже и не женщины."

"Всякая мудрость хороша, если её кто-нибудь понял."

"Однажды Орлов объелся толчёным горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой."

"Одна старуха от чрезмерного любопытства вывалилась из окна, упала и разбилась. Из окна высунулась другая старуха и стала смотреть вниз на разбившуюся, но от чрезмерного любопытства тоже вывалилась из окна, упала и разбилась.
Потом из окна вывалилась третья старуха, потом четвертая, потом пятая. Когда вывалилась шестая старуха, мне надоело смотреть на них, и я пошел на Мальцевский рынок, где, говорят, одному слепому подарили вязаную шаль."

Эту вот я страшно абажаю:
"Г о г о л ь (падает из-за кулис на сцену и смирно лежит).
П у ш к и н (выходит, спотыкается об Гоголя и падает): Вот чорт! Никак об Гоголя!
Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость какая! Отдохнуть не дадут. (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Никак, об Пушкина спотыкнулся!
П у ш к и н (поднимаясь): Ни минуты покоя! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает) — Вот чорт! Никак, опять об Гоголя!
Г о г о л ь (поднимаясь): Вечно во всем помеха! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Вот мерзопакость! Опять об Пушкина!
П у ш к и н (поднимаясь): Хулиганство! Сплошное хулиганство! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает) — Вот чорт! Опять об Гоголя!
Г о г о л ь (поднимаясь): Это издевательство сплошное! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Опять об Пушкина!
П у ш к и н (поднимаясь): Вот чорт! Истинно, что чорт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает) — Об Гоголя!
Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость! (Идет, спотыкается об Пушкина и падает) — Об Пушкина!
П у ш к и н (поднимаясь): Вот чорт! (Идет, спотыкается об Гоголя и падает за кулисы) — Об Гоголя!
Г о г о л ь (поднимаясь): Мерзопакость! (Уходит за кулисы).
За сценой слышен голос Гоголя: «Об Пушкина!»
Занавес."

"Человек с тонкой шеей забрался в сундук, закрыл за собой крышку и начал задыхаться.
- Вот, - говорил, задыхаясь, человек с тонкой шеей, - я задыхаюсь в сундуке, потому что у меня тонкая шея. Крышка сундука закрыта и не пускает ко мне воздуха. Я буду задыхаться, но крышку сундука все равно не открою. Постепенно я буду умирать. Я увижу борьбу жизни и смерти. Бой произойдет неестественный, при равных шансах, потому что естественно побеждает смерть, а жизнь, обреченная на смерть, только тщетно борется с врагом, до последней минуты не теряя напрасной надежды. В этой же борьбе, которая произойдет сейчас, жизнь будет знать способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука. Посмотрим: кто кого? Только вот ужасно пахнет нафталином. Если победит жизнь, я буду вещи в сундуке пересыпать махоркой... Вот началось: я больше не могу дышать. Я погиб, это ясно! Мне уже нет спасения! И ничего возвышенного нет в моей голове. Я задыхаюсь!..
Ой! Что же это такое? Сейчас что-то произошло, но я не могу понять, что именно. Я что-то видел или что-то слышал...
Ой! Опять что-то произошло? Боже мой! Мне нечем дышать. Я, кажется, умираю...
А это еще что такое? Почему я пою? Кажется, у меня болит шея... Но где же сундук? Почему я вижу все, что находится у меня в комнате? Да никак я лежу на полу! А где же сундук?
Человек с тонкой шеей поднялся с пола и посмотрел кругом. Сундука нигде не было. На стульях и кровати лежали вещи, вынутые из сундука, а сундука нигде не было.
Человек с тонкой шеей сказал:
- Значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня способом."

Во, эту тоже абажаю:
"Четыре иллюстрации того, как новая идея огорашивает человека, к ней не подготовленного
1.
Писатель: Я писатель!
Читатель: А по-моему, ты говно!
(Писатель стоит несколько минут, потрясенный этой новой идеей и падает замертво.
Его выносят.)

2.
Художник: Я художник!
Рабочий: А по-моему, ты говно!
(Художник тут же побледнел, как полотно,
И как тростиночка закачался
И неожиданно скончался.
Его выносят.)

3.
Композитор: Я композитор!
Ваня Рублёв: А по-моему, ты говно!
(Композитор, тяжело дыша, так и осел.
Его неожиданно выносят.)

4.
Химик: Я химик!
Физик: А по-моему, ты говно!
(Химик не сказал больше ни слова и тяжело рухнул на пол.)"

В наше время существует интернет, благодаря которому ни для кого эта идея больше не нова.

"Маленькая девочка: Папа просил передать вам всем, что театр закрывается. Нас всех тошнит!
Занавес"

Я начал гуглить что такое "тепель-тапель" и нагуглил только других людей, которые тоже прочитали его у Хармса и тоже гуглили. Вот и я тоже стал персонажем рассказа про любопытных старух.

Ближе к концу тома начинаются совсем уже какие-то обрывки, что характерно ничем не отличающиеся от законченных работ, Хармс пишет так, что ты ничерта не поймешь это кусок сюжета или полный.

Впрочем отличие таки есть - наброски и незавершенные тексты написаны заметно хуже. Они читаются не как Хармс, а просто как тексты. Вообще когда читаешь Хармса, кажется, что из него вот все это просто само по себе лезло в меру безумия. А потом читаешь его незаконченные тексты и видишь что нет, не само, что там серьезная работа проделана была, что безумие намеренно шлифовалось и гранилось. Это мне чем-то напоминает сценарий Большого Лебовского. Каждому кажется, что такое кино можно снять только случайно, что это импровизация - на самом деле Большой Лебовски был снят точно по сценарию как изначально задумано, импровизации в этом фильме было не много.

Так и далее огромные примечания.
Повторюсь снова - Хармс бог. Третий том будет на следующем витке.

Тема мне крайне ограниченно интересна, так что я больше листаю, чем читаю.

Вступление заходит с козырей:
"В 1969 году советский диссидент Андрей Амальрик опубликовал в Амстердаме свое знаменитое эссе «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?», в котором предсказывал скорую гибель СССР. К тому времени Амальрик уже несколько лет занимался «антисоветской деятельностью», успел побывать в ссылке в Сибири и рукопись своей статьи на Запад передал, конечно, тайно. Тем не менее за свой «подрывной» текст он смог не только получить в Москве гонорар от иностранного издательства, но даже обратить его в так называемые «сертификаты “Внешпосылторга”»"

ахахаха неплохо, неплохо

Иии я быстро умираю с корявости авторского языка. Книжке прямо вот жизненно необходим литредактор, автор путается в трех соснах в попытке выразить несложные в целом мысли, и мне недостаточно интересно, чтобы продираться.

"Невозможно прикоснуться к реальной красоте, пока ты не увидел Землю с орбиты, и невозможно прикоснуться к реальному ужасу, пока ты не услышишь стук по обшивке станции идущий снаружи. Ты смотришь через иллюминатор и видишь астронавта, но вся твоя команда - внутри станции. Ты спрашиваешь через интерком, кто это, и он говорит, что Рамирез, и что он возвращается с ремонтных работ, но Рамирез в этот момент сидит внутри, рядом с тобой, и выглядит не менее озадаченным, чем ты. Когда ты сообщаешь это человеку в интеркоме, он начинает бить в обшивку все агрессивнее, крича, чтобы его впустили, что он настоящий Рамирез. Тем временем Рамирез, сидящий рядом с тобой, не менее настойчиво просит не открывать люк.
Такие вещи заставляют задуматься о жизни."

"Наступил 2025, но легче от этого не стало."

"Я хотел бы чувствовать себя россиянином, так чтобы мне за это ничего не было"

"Это как куннилингус - одно неверное движение, и ты глубоко в жопе."

Это же можно сказать и о любой мысли.

"- Нихрена у меня не вышло.
- Ну, ты старался.
- Да не особо.
- Значит в следующий раз получится.
- Ой нет, мне хватило."

"- Какой ваш самый большой недостаток?
- Честность.
- Не думаю, что честность это недостаток.
- Срать я хотел, что ты думаешь."

"Пицца - это круговая диаграмма, показывающая сколько пиццы осталось."