Производство: Россия, 2004.
Продолжительность: 126 минут.
Автор сценария: Владимир Сорокин
Режиссёр: Илья Хржановский
Премии: "Золотой Тигр" и "Золотой Кактус" в Роттердаме 2005,
премия "Лучшая режиссёрская работа" на кинофестивалях в Афинах, Буэнос-Айресе и Анталии 2005,
премия "Лучшая операторская работа" на кинофестивале в Трансильвании 2005,
премия "Лучший звук" на кинофестивале в Вальдивии 2005.
На DVD вышел фильм "4".
"Четыре" – дебютный фильм молодого режиссёра Ильи Хржановского, снятый по одноимённому сценарию Владимира Сорокина, отмеченный престижными наградами "Золотой Тигр" и "Золотой Кактус" в Роттердаме, с шумом прошествовал по мировым экранам, вызвал интеллектуальный шок у зарубежной публики, взорвал мозг зрителя показом картин быта российской глубинки, оставив непонимающего зрителя в глубокой задумчивости в попытках осмыслить увиденное, тем не менее, долго пробивал себе прокатное удостоверение на показ в России. И если там, за границей фильм прошёл на ура, то здесь, на своей же Родине он был воспринят в штыки. Фильм подвергся жестокой обструкции, Министерство культуры потребовало серьёзных сокращений ленты, рекомендовалось вырезать сорок минут из картины, в частности, сцены с ненормативной лексикой. Фильм встретил неоднозначные оценки российских кинокритиков, многими он был признан "высоколобым", "загадочным", "страшным". Некоторые терзались вопросом "В чём смысл фильма?" и так и не получив ответа, отнесли его к категории "непонятое". В ряде рецензий режиссёра называли "аморальным и расчётливым", а сам фильм "провокационным" и "оскорбительным", поставив на нём клеймо "циничная чернуха".
После "Москвы" и "Копейки" это третий фильм по сценарию Владимира Сорокина и, как отмечают сами кинокритики, наиболее соответствующий стилистике и эстетике сорокинской прозы. Дебютную работу Хржановского трудно назвать "экранизацией", по сути фильм "4" – это перевод языка прозы Сорокина на язык визуальный, в котором текст предстаёт в форме видеоряда. И, надо сказать, что этот перевод режиссёр исполнил на высоком профессиональном уровне, преодолевая сложности самого текста, в котором, наполняясь апокалипсическим ужасом, воскресают и сокрушают всё живое речевые и литературные штампы. Особое внимание заслуживает мастерки выполненная работа питерского звукооператора Кирилла Василенко. Полное отсутствие музыки в фильме и замена музыки некой симфонией живых, реальных звуков самого разного происхождения: грохот асфальтодробящих и снегоочистительных машин, свист ветра, стук поездов, вой собак, создаёт особое пространство звукового гула, в котором растворяется тело текста и тем самым стирается граница между вербальным и невербальным. Маршрут звучания, по которому рывками осуществляется это кино, проложен от чётких структур языка и речевых стереотипов к чревовещанию, когда звук и его источник не требуют ни совпадения, ни сопоставления. В картине принципиально отсутствует шум, звуковые эффекты организованы в предельно информативную среду. Именно благодаря этой кипящей лаве различных звуков, резких, внезапных, пугающих, протяжных, из которых выстраивается саундтрэк, кажущийся необработанным, но на самом деле ювелирно смонтированный звукооператором, и передаётся зрителю атмосфера фильма.
Фильм питает сильное ощущение исчерпанности смыслов, содержаний, слов, культуры, вообще антропологического формата. Главной смелостью фильма считается сорокаминутный эпизод в деревне, где сняты реальные местные старухи. Камера запечатлела невыносимую атмосферу российской глубинки, вынужденной выживать в современных условиях: поголовная нищета, тотальное пьянство, блядство, безысходность, реальность, доведённая до абсурда, поданная зрителю без прикрас, без всякого намёка на драматизм. Зритель видит классических русских бабушек – жителей отдалённой деревни Малый Окот, пьющих самогон литрами, жующих хлебные мякиши, жрущих, хлюпающих, чавкающих, рыгающих, поющих на поминках застольные песни, трясущих обвисшими сиськами перед камерой, швыряющих в друг друга тряпичными куклами. Смерть, похороны, кладбище, грязь, блевотина, срач, маты, драки, отчаяние, суицид, коллективное сумасшествие – сорокинская проза вырывается из текста, визуализируется на экране, режет глаза, впивается в мозг…
Ужас – Бытие – Россия… Текст – Картинка – Звук…
Тандем Сорокин-Хржановский…
Говорить о своих впечатлениях после просмотра фильма сложно, хотя бы потому что этот фильм лично для меня не вписывается в категории "понравился/не понравился". Фильм безусловно требует вдумчивого зрителя. Я не отношу себя к поклонникам творчества Сорокина, критически отношусь ко многим его текстам, но то, что сделал Хржановский достойно просмотра и обсуждения. Даже если вы терпеть не можете Сорокина, но небезразличны к артхаусу, я рекомендую посмотреть вам этот фильм, если вы его ещё не смотрели. В этом фильме нет ничего такого страшного и шокирующего, того, чего не видел глаз зрителя, искушённого артхаусом или того, чего бы не слышало его ухо. Я не заметил "обилия" ненормативной лексики или каких-то извращений на сексуальной почве, физиологических перверсий и т.д., в фильме нет порнографии, нет ничего того, что могло бы шокировать привыкшего ко всякого рода эпатажам интеллектуального отечественного кинозрителя. Однако, фильм тяжёлый. Ощущение, что фильм снят по всем канонам кинематографической школы Ларса фон Триера. Фильм художественный, но создаёт впечатление документального кино. Вопреки утверждению Сорокина, этот фильм не трогает за сердце, он трогает за мозг. Фильм грузит не столько эмоционально, сколько интеллектуально. Эпизоды, диалоги, увиденное и услышанное – всё это крутится в уме зрителя, образуя сложный клубок вопросов. Вопросов, которые остаются без ответов.
Владимир Сорокин: Это была четырёхлетняя эпопея, очень непростая для Ильи Хржановского. Это его первый полнометражный фильм. Рождался он мучительно по ряду причин, от режиссёра не зависящих. Но то, что получилось, мне кажется очень достойным. Илья, несмотря на молодость, сильный режиссёр. Этот фильм берёт за сердце. Фильм о нашей безумной русской жизни, но не сатира, а именно некий дистанцированный философский взгляд на наше бытие. Я думаю, что по поводу этого фильма будут ломать копья.
Илья Хржановский: Я делал этот фильм, исходя из своих внутренних проблем, оттого, что я становлюсь таким, и от ужаса того, во что я превращаюсь, и что происходит с моими близкими. Я не верю в воспитательную силу искусства, но верю в то, что искусство (и кино, в частности), должно быть о самом важном, о самом больном, о самом остром. Меня обвиняют в том, что я опорочил, оскорбил, обидел, что это ужасной фильм, его нельзя смотреть. Сейчас дали, наконец, разрешение, но с 18 лет. А что там по сути? Да ничего. Там не снимают, как в триллерах, кожу с людей, там не льётся кровь, не отрезают бензопилой головы, там нет порнографии, ничего этого нет. Но атмосфера очень проникающая. Я знаю, что этот фильм можно не оценивать как художественное произведение, но, безусловно, это художественный продукт. Я рад тому, что он вызывает острую реакцию. Бессмысленно что-либо делать, раз это не проникает в человека, если это не пробивает его. Я старался пробиться к человеку опять-таки не из желания его воспитать, а просто, чтобы он на секунду почувствовал что-то другое в жизни, то, что легко не чувствовать и хочется не чувствовать, но чувствовать надо.
Сценарий фильма
О фильме
Кинокритика
Интервью с режиссёром
Февраль
[Print]
OldBoy