Вчера я поздно лег спать, потому что писал романтические стихи про то, что все вокруг дерьмо и про то, что только я один не дерьмо, а наоборот - Гуано. Гуано очень круто звучит, помоему, это что то типа героя или прапорщика. Мой папа был прапорщиком и я тоже, наверное, стану.

Я так расчувствовался, что пошел к папане и сказал ему, что такое крутое Гуано как он еще поискать надо и что.. Договорить о том, что я хотел брать с него пример я не успел, потому что папаня внезапно разъярился, словно раненый бык, и бросился на меня, пытаясь покалечить со всех сил. Я бросился под мамину защиту, однако папаня орал, что порвет меня как Троя Помпеи или, на худой конец, как Геракл Авдеивы конюшни.

Мама не испугалась и пригрозила ему каким-то семейным долгом, на что папаня тут же затих и схватившись одной рукой за сердце, а другой за желудок, уковылял к телевизору.

А мама, хитро подмигивая, вручила мне письмо.

Я обрадовался, подумав, что это ответ от китайского космонавта, которого я спрашивал в своем письме, почему в космос вместо него не послали Джеки Чена. Однако на конверте было намалевано огромное розовое сердце, проткнутое какой то кочергой, которое китайский космонавт вряд бы изображал. Открыв письмо, я понял, что оно от Верки.

Верка называла меня в письме пампусиком и спрашивала, когда я наконец, скотина такая, признаюсь ей в любви. Остальные четыре страницы она описывала, какими карами меня будет пытать, если я, урод разэтакий,не стану ее бойфрендом и поклонником. В конце письма она приписала, что мы скоро встретимся и это будет незабываемо для нас обоих.

Я даже испугался было немного, но потом взял себя в руки и написал Верке в ответ, что иду в армию по контракту, люблю другую и болею скарлатиной а она пусть поищет себе дурачка похлеще. Про себя я подумал, что такое сокровище как я, не для Верки растили, не обломится ей такого кайфового пацана закадрить.